Графической мультипликации обучался у Ивана Иванова-Вано, а объёмной — у Вадима Курчевского. Начинал художником в рисованном кино и, вероятно, в нём бы и остался, как осталось большинство его сокурсников. Однако случился «роковой» визит в кукольный павильон «Союзмультфильма», и этот визит скорректировал виды Станислава Соколова на личную «жизнь в искусстве». С тех пор она идёт среди кукольных макетов и кукольных актёров. В том, что дорожка, которая привела Станислава Соколова в тот павильон, не была случайной, вполне убедила первая «Догада»: разыгрывая лубочную комедию о самодовольном дуралее-женихе Дороне, дебютант озоровал, радостно экспериментируя с пластикой деревянных и соломенных игрушек, но не позволял пёстрой ярмарочной стихии разгуляться и выйти из повиновения. Напротив, жёстко диктовал ей свои режиссёрские условия, выстраивая зрелище эффектное и стильное.
Последующие работы, в том числе «Чёрно-белое кино»[1] — самая знаменитая его картина, всевозможный лауреат и гордость «золотой фильмотеки» нашей мультипликации, — стали сдержаннее по форме. Скупее на визуальный жест, но не на чувство: в том же «Чёрно-белом кино» его тряпочно-шарнирные актёры сумели трогательно сыграть ностальгическую грусть по юности первого послевоенного поколения.
Соколов был среди тех мультипликаторов, кто в перестроечные времена смело включился в «шекспировский» проект[1] никому не известной студии «Кристмас Филмз», хотя очень многим поначалу это казалось предприятием сомнительным. Как выяснилось, правы были не осторожные «многие», Соколов, чьё сотрудничество с британцами длится вот уже почти десять лет и вышло за «шекспировские» рамки: успеху «Бури» и «Зимняя сказка» режиссёр был обязан предложением продюсеров участвовать в создании одного из главных фильмов нового библейского проекта — «Чудотворец». В полуторачасовом комбинированном фильме с компьютерными фрагментами на долю Соколова выпала основная и самая трудоёмкая семидесятиминутная кукольная часть. Мультипликационная версия жизни Христа создавалась в московском павильоне: пятьдесят сложнейших декораций, более двухсот кукол разного размера. Актёры были изготовлены из новомодного фаст-флекса, позволяющего придать их мимике и артикуляции предельную реалистичность: намеренно отказавшись от мистицизма и соответствующих художественных средств, Соколов предпочёл земную эстетику исторического повествования. Насколько оправдана кукольная «форма» для воплощения глубинного религиозно-философского «содержания» — это вопрос дискуссионный, однако профессиональный уровень, на котором продюсерская задача была исполнена, повода для дискуссий не предоставляет: безупречная работа.